Нынешним летом Неделя меховой моды в Твери не ограничилась традиционным показом изделий. Дом меха «Новоторжская ярмарка» выступил организатором Первого международного конкурса «Меховая промышленная мода- 2012», который, безусловно, стал событием российского масштаба. Гостями праздника стали ведущие эксперты пушно-меховой промышленности и дизайнеры из Турции, Китая и России. Жюри конкурса возглавил ведущий телепередачи «Модный приговор» – историк моды, один из самых известных театральных художников в мире Александр Васильев.
Мы никогда не поймем аристократов: в России их не умели и не научатся принимать такими, каковы они есть. А ведь именно они дали нам всю русскую культуру: архитектуру, музыку, литературу и живопись
– В последние годы дизайнерские коллекции стали столь многолики и разнообразны, что уже невозможно говорить о каком-либо едином тренде. В одном из интервью вы сказали, что это – характерная черта «предвоенной моды»...
– Всё правильно. У меня нет никаких сомнений в том, что сегодня мир переживает прекрасный и удивительный момент – два года до начала новой великой войны. Время от времени экономикам и государствам требуется хорошая «встряска». А мода всегда отражает происходящее.
Не нужно быть большим знатоком истории, чтобы заметить: с удивительной закономерностью крупные войны случались в каждом столетии и почти всегда приходились на первое десятилетие (см. 1510-й, 1610-й, 1710-й, 1812-й, 1914-й годы). Последняя мировая война произошла более полувека назад, с тех пор успели накипеть новые страсти, и сегодня, с большой долей вероятности, можно ожидать, что совсем скоро большой пожар вспыхнет на Ближнем Востоке или в Азии (возможно, это будет арабо-израильский конфликт или крупное противостояние на тему Сирии, Египта или Ирана).
Посмотрите, что делается: в последнее время пчелы (представители высокой цивилизации, наши друзья!) нападают на людей и ведут себя совершенно как сумасшедшие! Я вижу в этом очень красивый и несомненный знак надвигающихся на человечество трагедий. Не знаю, будет ли новая катастрофа политической, экономической, экологической или какой-то другой, но речь идет именно о ней, мы все это чувствуем!
– Конфликт на Востоке докатится до России?
– Так или иначе, России придется занять чью-то сторону. И тема беженцев, вероятно, тоже будет актуальна. Я бы с удовольствием побеседовал с вами об этом, если бы был политологом.
– Вы согласны с утверждением, что православная Россия с каждым годом усваивает всё больше элементов исламской культуры?
– Да. И, полагаю, их будет еще больше.
Прежде всего не стоит забывать, что одним боком мы все-таки находимся в Азии.
Православие в России, на мой взгляд, носит не христианский, а ритуальный характер. Людям нравятся праздники, но большинство совершенно не следует никаким заветам Христа: «не убей», «не укради», «не прелюбодействуй» – это ведь всё не про нас! Ничего не смысля в христианской догме, люди, тем не менее, полагают, что они христиане, потому что красят яйца, пекут куличи и ходят с хоругвями.
А мусульманство укореняется и укрепляется сразу по нескольким причинам. В первую очередь потому, что не было так поругано в советские времена: в Средней Азии оно процветало и в эту эпоху. Не забывайте: любимого певца в СССР звали Муслимом Магомаевым, и это чисто мусульманское имя никого не раздражало, в то время как вряд ли кто-то мог сделать карьеру, будучи, условно, Савелием Преображенским. Такие дикие у нас были представления об именах, о фамилиях, о религиозности...
– Десять лет назад в Твери было несколько принадлежащих южанам маленьких кафе, где в безликих псевдоевропейских интерьерах желающие могли отведать что-нибудь из восточной кухни. Сегодня эти заведения заметно преобразились и приобрели национальный антураж: посетители пересели со стульев за достарханы, легко отличают «долму» от «сармы», а женщины с удовольствием отплясывают под вызывающе громкие восточные ритмы и курят кальяны... Это вызывает определенное раздражение у некоторой части местного мужского населения, но большинство все-таки предпочитает оставаться сторонними наблюдателями... Россию возьмут через русских женщин?
– Безусловно, я в этом не сомневаюсь.
Мусульмане не пьют водку и вообще не употребляют алкоголь. У них очень крепкое представление о том, что такое семья и уважение к предкам. Россияне же по большей части – страшные пьяницы, поэтому многие больны простатитом и сексуально пассивны. Изведав мусульманской любви в Турции и Египте, наши женщины теперь хотят зажигательного секса, а россияне (не все, но по большей части) этого им дать не могут. Плюс раннее половое созревание мусульман (их сексуальная активность начинается в 12-13 лет), обрезание, культ личной гигиены... Все эти, вроде бы, незначительные детали в сумме приводят к определенным изменениям. Меня совершенно не удивляет, что множество наших женщин принимает ислам. Эта проблема очень остро стоит во многих странах: во Франции, Англии, Испании... Исламизация мира неизбежна, у этой молодой и активной религии большое будущее, и Россию этот процесс не обойдет стороной. Надеюсь только, что модой мусульмане тоже будут интересоваться.
– Российская империя, Советский Союз, постперестроечная Россия, Россия и глобализация... Остаются ли русские самобытной нацией в глазах европейцев?
– Даже очень, и не в последнюю очередь – благодаря нашей евроазиатской внешности. Ведь неслучайно, когда в СССР снимали какое-нибудь кино «из западной жизни», играть европейцев неизменно приглашали Донатаса Баниониса или кого-то еще из Прибалтики. Живя здесь, мы не замечаем своей особенной формы глаз, носа, скул, цвета волос, конструкции, корпулентности, характерного костного строения. Как француза или англичанина, жителя России видно почти всегда, как бы ты его ни наряжал и ни причесывал. Это естественно – разве может быть по-другому?
– А одеты мы как европейцы?
– Мы – самые главные покупатели европейских товаров: почти треть мирового экспорта класса «люкс» приходится на Россию. Но очень часто мы хотим напялить на себя всё лучшее сразу.
Мои соотечественники никогда не будут одеты как европейцы по той простой причине, что европейцы одеваются, а мы – наряжаемся. Это совершенно разные концепции. Нам необходимо выглядеть так, чтобы на нас все смотрели и соседи умирали от зависти. А в Европе люди об этом не заботятся.
Особенно эта черта присуща российским женщинам: отсутствие демографического равновесия (по статистике, в стране проживает 55% женщин и 45% мужчин) гарантирует совершенно особенную манеру одеваться. Находясь в «вечном поиске», россиянки всегда будут носить каблуки, красить волосы «под блондинку», выбирать яркие украшения, громко хохотать и оголяться. Ведь даже при наличии мужа или любовника в ситуации математической нехватки мужчин они так боятся их потерять, что просто вынуждены выглядеть вычурно. Кроме того, в России исторически сильна традиция праздника, а на нем женщина просто обязана быть «королевишной». Если судить по участницам программы «Модный приговор», россиянки хотят только одного – стать «прынцессой». А если не получается, это вызывает страшное недовольство.
– Что задает главный вектор движения моде? Состояние общества и культуры, религия, климатические условия, экономика?
– Внутренняя свобода человека. Возможность раскрепоститься и жить независимо от мнения окружающих. Как раз то, что совсем не характерно для россиян.
На мой взгляд, женщины и мужчины, мечтающие только о «Dolce & Gabbana», «Dior», «Chanel» и «Roberto Cavalli» – очень несвободные люди. И в этом смысле показателен высокий уровень экспорта «люксовых» товаров в Россию. Это говорит о том, что мы находимся в плену мнения, навязанного модными корпорациями; что россиянин не способен самостоятельно придумать себе образ: ему необходим совет из телевизора или модного журнала или продавец-консультант, который убедит, что «последний тренд – вот такие туфли» и «без этого пальто вам просто не жить». Ужасно.
– А это лечится?
– Россия будет лечиться от последствий большевизма ровно столько, сколько лет большевики нами правили. Осталось полвека, одна смена поколений, и всё будет хорошо.
– А каким вам представляется нынешнее время? Считаете ли вы его созидательным?
– Россия – огромная страна, в которой перепутано множество наций и генов и, в целом, очень неплохая образовательная база (которая, как мы знаем, сейчас будет рушиться у нас на глазах, потому что управлять большим количеством умных людей труднее, чем серыми и необразованными болванами, думающими и говорящими одно и то же). Поэтому, что бы ни происходило, у нас народятся новые таланты.
Беда не в том, что лучшие умы уезжают на Запад, а в том, что мы создаем атмосферу, в которой талант не задерживается! Просвещенный, одаренный, финансово обеспеченный человек видит опасность своего дальнейшего развития в этой стране и старается улизнуть. Так быть не должно! С другой стороны, каждый из нас умен своим задним умом, и каждый – кузнец собственного счастья. Только ленивые и пассивные сваливают всё на судьбу, так живет тот, кто не хочет прикладывать никаких усилий для того, чтобы создать некое направленное действие. C'est la vie! Я совершенно уверен, что все граждане России заслужили то, что мы сейчас имеем, полностью ответственны за происходящее и своим взглядом на мир достойны того, что их окружает.
– Талантов много, но места Достоевского и Толстого в русской литературе давно пустуют, и личностей, способных приблизиться к их пьедесталу, что-то не видно.
– Объясню, почему: из-за советского воспитания – недостаток кругозора и языкознания. Последнее, на мой взгляд, особенно важно: человек, свободно владеющий несколькими языками, – к примеру, я владею семью, – видит мир семикратно разнообразно! Он может понять других людей, прочесть их книги, увидеть их кино, воспринять иную культуру... А тот, кто не знаком с языками, конечно, может принимать различные мнения (скажем, оппозиционные, нетрадиционные, противоположные), но не в состоянии познать всех других людей в мире!
Не забывайте и о том, что упомянутый Толстой был графом, а законы генетики никто не отменял: от скрещивания двух картошек виноград не вырастет, как бы вы их ни удобряли!
Все собачки рождаются разными, и все знают, что дворняжки – очень умные, и добрые, и верные друзья. Но при этом есть таксы, доги, спаниели, пудели, мопсы – по-своему тактичные, воспитанные и интересные и тоже имеющие право на жизнь. В стране, где есть место только для дворняжек, извините, не рождается ни Достоевского, ни Толстого! А «из народа» вышли разве что Левша, подковавший блоху (на самом деле выдуманный Лесковым), и пример, в который меня очень любят тыкать носом плебеи – Ломоносов, который произошел вовсе не «из крестьян», а был незаконнорожденным сыном Петра Великого.
Мы никогда не поймем аристократов: в России их не умели и не научатся принимать такими, каковы они есть. А ведь именно они дали нам всю русскую культуру: архитектуру, музыку, литературу и живопись. Воспринять всё это нам мешает обостренное классовое чувство пролетариата, перемешанного с крестьянством. Оно душит население...
Почему все россиянки ищут принца, и при этом никто из них не мечтает познакомиться с настоящим Оболенским, Голициным и Трубецким? Ответ прост: у них нет денег. Значит, вам нужен толстосум? Почему же вы обзываете его «принцем»? Ничего аристократического в толстосуме и не будет... Хорошая мысль?
– Хорошая. Я стал вашим поклонником как раз из-за ваших рассуждений.
– Спасибо. Мне приятно, потому что в основном мои поклонники – женщины. Только в России «Модный приговор» с моим приходом стали смотреть по утрам 30 миллионов женщин. А мужчины относятся ко мне очень скептически. Их раздражает обилие женщин, которые находятся от меня «в легком обмороке» (им хотелось бы, чтобы хотя бы одна находилась в легком обмороке от них). Хотя мужчин всё равно мало, и нельзя путать почитание с физиологией. То, что женщины отдадутся Гене, Володе или Серёге, еще не значит, что они его будут слушать и уважать. Многие из них скажут: «Сделал свое дело – надевай штаны и пошел вон!».
Моя миссия – культуртрегерская. С одной стороны, меня, конечно, балует, когда мне с придыханием говорят: «Я хочу прочесть все ваши книги» или «Ой, я ни разу не пропустила ни одной вашей передачи», а с другой – я воспитываю этих женщин: так, как могу, и потому, что им очень нужно это воспитание. И для этого я всегда одеваюсь азиатом: я всегда буду носить шарфик и восточные украшения, иначе меня попросту не будут слушать, скажут: «Он слишком прозападный»...
– Оправдывается количеством женщин?
– Оправдывается (смеется – ред.). Им действительно нравится, когда всё это обряжено в какую-то сказочно-легендарную форму. Но комплименты мне делают только тогда, когда я прихожу на программу без шарфика, в футболке с v-образным вырезом и открытой шеей. Тогда говорят: «Он – секси!». Почему шея – «секси»? Не знаю, мне всегда казалось, что «секси» – другие места тела. Загадка...
– А как бы вы сформулировали те европейский ценности, которые вы пытаетесь внушить российским женщинам посредством восточного антуража?
– В первую очередь – уважение к истории своей страны, и шире – уважение к истории как к факту. К памяти своей семьи и имени, к памяти рода. Любовь к собственному языку. Ведь французы и англичане обожают свои родные языки, а россияне – ненавидят: вставляют иностранные слова и постоянно ругаются матом. Это ужасно! За редким исключением, ни один россиянин не знает, где похоронен его прадедушка: ему всё равно, где находится эта могила и в каком она состоянии – не суть, это было слишком давно. У нас нет культа кузенов и кузин, троюродных братьев и сестер, племянников: мы считаем их «седьмой водой на киселе» и стараемся не собираться кланами, потому что боимся, что кто-то из родственников станет просить денег. Семьи собираются полным составом исключительно в день похорон, когда приходит время делить наследство – характерное, чисто русское явление!
– А американцы разве другие?
– Другие: там очень чтут семью и часто собираются вместе. У них существует «культ жизни в домах». А у нас – повсеместный «культ жизни в квартирах». За исключением небольшого процента исконных сельских жителей, которые еще живут в срубах, ходят по воду на колодец и, простите, бегают в деревянный сортир с дыркой. Разве этим можно гордиться? За 70 лет советской власти мы не построили дороги, не обустроили сортиры, не отопили дома... Я очень люблю деревянную архитектуру России. Но срубы – самая древняя форма славянских жилищ, они не изменились с дотатарского времени! С одной стороны, замечательно: можно ездить, смотреть, фотографировать и писать этюды маслом. С другой – красноречивое свидетельство нашей дикой отсталости. Это прекрасно с позиций истории архитектуры и этнографии, и настоящая мука – для тех, кто живет, как в средние века.
Раньше я очень любил читать Солженицына: мне импонировал его взгляд на историю, и я верил, что (хоть для этого и понадобится много времени) утраченное в советское время еще можно каким-то образом обустроить, воссоздать и напитать новым смыслом. Но боюсь, что при такой рождаемости мы ничего не добьемся, и в один прекрасный день страна попросту окажется неконтролируемой.
Ау!..
Слишком много земли...
Я говорю о том, что за Уралом, о бескрайних сибирских просторах, на которые всегда найдутся желающие – в первую очередь Китай. Никто не пойдет на нас с мечом! Мирно заселят, как это происходит сейчас на Дальнем Востоке: сперва арендуют поля, засеивают их (и каким-то удивительным образом оказываются в состоянии вырастить там что угодно, вплоть до арбузов!), а потом покупают российские паспорта, указывают в графе «национальность» – «кореец» или «якут», и дело в шляпе! Полагаю, россиянкам предстоит пережить не только слияние с мусульманами, но и новое – китайское –нашествие, которое окажется почище татаро-монгольского. Просто потому, что в Китае – изобилие мужчин, а у нас – изобилие женщин.
Это вопрос смены поколений: понятно, что сегодня или завтра никто не расстанется с Курилами и с Дальним Востоком. Но нашим детям и внукам, вполне вероятно, будет уже всё равно. Они поголовно будут подвержены интернет-образованию, не будут уметь писать, будут наполовину говорить на английском и искать секреты варки щей и борщей...
Россия слишком огромна, чтобы быть поглощенной, но с ней, без сомнения, произойдут глобальные метаморфозы. И главный помощник в этом – Интернет. К чему читать книги, если люди свято верят в то, что абсолютно всё есть в Сети?
К счастью, у меня нет детей, и я не сталкиваюсь с проблемой их воспитания в практической плоскости. За исключением моих студентов в МГУ и Академии моды, но это уже вполне взрослые и внятные люди.
В подавляющем большинстве моду изучают женщины, а побеждают в ней – только мужчины. Картина всегда одна и та же: класс посещают 30 девушек и полтора парня – именно эти «полтора» будут дизайнерами. А остальные, которые так прилежно учились, станут матерями и заживут счастливо.
Вообще, я предпочитаю работать с частной антрепризой в России и всегда отказываюсь от какой-либо государственной поддержки (хотя бы потому, что уверен, что при существующей коррупции выделенные деньги всё равно до адресата не дойдут). И преподавать предпочитаю в коммерческих учебных заведениях.
За отсутствием в России родовитого дворянства, желания хвастаться у нас не убавилось. Раньше люди кичились «папой-генералом» (это производило впечатление!) или «родственником в ЦК КПСС». Позже – «мамой – заведующей универмагом», что тоже котировалось, хотя и с другим оттенком. А теперь состоятельные дамы, которые уже не могут хвастаться друг перед другом деньгами, машинами, квартирами и домами, потому что они есть уже у всех, вынуждены выдумывать что-то такое, что могло бы их как-то возвысить. И идут «учиться к Васильеву».
– Какое впечатление произвела на вас провинция? Конкурс чем-то удивил?
– «Новоторжская ярмарка» не просто удивила (это не то слово!), а потрясла. И, конечно, цены на шубы меня тоже поразили. Понятно, что это недорогой сегмент: дешевые шубы и дубленки стоят порядка 23 000 рублей, собольи – около 170 000, а дороже они не торгуют, это уже другие бренды (существуют шубы и за миллион, и за два).
Прекрасно! Мы отсмотрели 22 коллекции, в каждой – от 4 до 10 изделий, всего около 150 шубок – огромное количество, производители из Китая, Турции, Греции. Оказывается, отличные шубы из норки и овчины шьют в Пятигорске. А здесь, в Тверской области, есть зверохозяйства, которые разводят норку и хоря (в России это очень редкая вещь, я поражен!). И лисы, и бобры, и что угодно!..
Всё это говорит о том, что частная антреприза (если, конечно, ей никто не мешает, не занимается рейдерством, не грабит) вполне способна возродить скорняжное дело в России. Ведь некоторым заводам уже по 25 лет – их основали в конце восьмидесятых, сразу, как только разрешили открывать маленькие частные предприятия. И почти всегда это семейное дело: к примеру, из Пятигорска приезжают три брата и три племянника, которые вместе разрабатывают, дизайнируют, занимаются производством и продажей. Как правило, это горские евреи, которые строят за свои деньги синагоги, спокойно сидят рядом с турками и едят сало – уму непостижимо, как такое возможно! Но всё сделано так... мощно, что и «провинцией» уже не назовешь!
К слову, я считаю, что от комплекса провинциальности как раз нужно избавляться.
Чтобы понять, что каждый город – по-своему прекрасен. Беда в том, что за годы советской власти (вдруг превратившись в «кировы», «куйбышевы», «калинины», «молотовы» и т.д.) наши города были очень сильно обезличены. И теперь очень трудно найти идентификацию для каждого – особый промысел, особый язык, особую традицию и взгляд на мир.
Важную роль в этом могут и должны играть музеи: у них должны быть деньги на реставрацию, выставочную деятельность и проведение широких рекламных кампаний. Знаете, что меня возмущает? Ни в одном городе России в аэропорту или на железнодорожном вокзале, или на въезде в город я не видел щитов или растяжек, приглашающих посетить местный музей! Вместо этого мне предлагают купить газовую плиту или посетить дорогой зубной центр. Это ужасно! Национальная гордость начинается с идентификации человека с культурными ценностями той местности, в которой он оказался! А не с магазином газовых плит, запчастей или оптики.
Конечно, это компетенция министра культуры, которым я не являюсь. Тем не менее делать это необходимо. Понятно, что люди, которые выросли вне культурной среды, не станут первым делом думать о музее. Часто они даже не знают, что есть такая институция, сохраняющая собранные в одном месте потрясающие ценности (не только материальные, но художественные и духовные), посещение которой для человека очень важно.
Как частный коллекционер я много работаю с российскими музеями. Признаюсь, мне удается делать уникальные кассовые сборы на передвижных выставках в области моды. Недавно устроил экспозицию «Мода за железным занавесом» в Царицынском дворце-музее: за два с половиной месяца ее посетило более 60 000 человек. Это как?
– Годовая посещаемость Тверского объединенного музея. В свое время выставка работ Левитана «сделала» в Третьяковке 58 000 за пять месяцев...
– Значит, я «побил» Левитана. Потрясающе!
Беседовал Константин Саломатин
